Отправлено: 03.10.10 10:09. Заголовок: Казалось бы, что чес..

Казалось бы, что честный человек в день открытия памятника не должен бы предать забвению этих громких заявлений.
Хотя письмо это и без того уже принимает весьма объемистый размер, но, начав его, хочу изложить дело в возможно полном виде, а потому признаю нужным упомянуть еще об одной заслуге, не подлежащей также никакому оспариванию. Одновременно с открытием войны последовало Высочайшее повеление, как для Балканской армии, так и на Кавказе, чтобы часть денежных расходов, потребных на содержание и продовольствие войска, производилось звонкою монетою. Получив это Высочайшее повеление, я нашел необходимым не приводить его в исполнение и строго приказал интенданту производить по-прежнему решительно все отпуски кредитными рублями. Наученный опытом предшествовавшей войны, 53—55 годов, я не мог не предвидеть, как это и оправдалось вскоре в Балканской армии, что, начав расходование с части золота, мы непосредственно перейдем к целому, и тогда обращение кредитного рубля прекратится совершенно. Распоряжение мое сильно не понравилось многим, и в особенности поставщикам и комиссионерам; но я упорно следил за точным выполнением отданного мною приказания и достиг того, что, начав войну с кредитными бумажками, мы закончили ее, не выпустив в обращение для войсковых потребностей ни одного полуимпериала... Сколько мне известно, история не представляет еще примера ведения наступательной войны на ассигнациях. Заслуги этой никто у меня не оспаривает, и даже Великий князь в 83 году в одном из бывших частных заседаний в Государственном совете и в моем присутствии заявил об этом всем присутствующим членам... Согласитесь, что грубость и отрицание элементарных приемов военной вежливости составляет неотъемлемую принадлежность ныне победоносно хрюкающих властей наших. Откровенно говоря, я нисколько не был бы удивлен или огорчен, если бы не получил приветственной телеграммы только от одного Государя. Склад его характера и недостаток им воспитания известны более или менее всем. Раздражает меня поступок презренного Михаила Николаевича, приветливого с теми, в ком нуждается, и пресмыкающегося перед каждым, кого боится. Раздражен еще более потому, что, благодаря отвратительным свойствам этого человека, я вынес в течение всей прошлой войны такие страдания, подробное изложение которых потребовало бы новые десятки страниц. Постараюсь возможно кратко ознакомить Вас как с личностью Вел. князя, так и с происходившим на войне.
Эгоист, завистливый и фальшивый в полном значении этого слова, Вел. Кн. боязлив и робок, как заяц, не только на поле битвы, но и в мирное время. Робость эта, доходящая до болезненных проявлений, прирождена ему с детства, как передавали мне об этом некоторые члены Царской фамилии. Все вышесказанные недостатки маскируются для публики весьма благообразными наружными формами Великого Князя и вежливым-мягким обращением со всеми. Не доверяя собственным способностям и будучи неучем, он охотно подчиняется влиянию всех его окружающих лиц и таким образом является слепым исполнителем желаний и указаний жены своей (женщины достаточно умной, но злой и честолюбивой), докладчиков своих, адъютантов и прочее. А там, как все эти лица руководствуются различными убеждениями и домогаются разных, и часто противоположных целей, то можно себе представить тот сумбур и ту непоследовательность, которыми отличаются все действия Августейшего Князя.
В 75 году я расстался с деятельною службою на Кавказе и для отдыха переехал с семейством за границу. В конце 76 г. я получил в Висбадене совершенно для меня неожиданно, телеграмму Вел. Кн., в которой он сообщал мне о немедленном прибытии на Кавказ для принятия в командование Корпуса, предназначавшегося для действий в Азиатской Турции. На 8-й день после получения телеграммы я был уже в Тифлисе и только там узнал, что назначение мое состоялось по личному выбору Государя, а не по ходатайству Великого Князя. Назначение это озадачило более всех помощника его Выс-ва князя Мирского и его прихвостня ген. Павлова — начальника штаба Кавк-го Округа, заранее мечтавших уже быть полными хозяевами и главными распорядителями на театре военных действий. В этих видах они заблаговременно распределили даже все должности, как по управлению корпусом, так и по отдельным его отрядам. Зная то громадное влияние, которым пользовался князь Мирский, мне нетрудно было предвидеть, что во все время войны я буду иметь в нем весьма ловкого и ярого противника — более серьезного, чем сами турки. Смелый, эффектный и весьма широко наделенный способностью esprit d’intrigues — Кн. Мирский не мог не видеть в моем назначении, а следовательно, и во мне самом человека, преградившего ему путь к отличиям, славе и к высшим государственным должностям. Подбить Вел. Кн. к протесту и к исходатайствованию нового назначения он не решался, ибо предчувствовал, что за Государем стоял Милютин, который весьма близко знал все достоинства и недостатки Кн. Мирского. Попробовал я было сам заявить Вел. Князю, что, так как военные действия еще не начались, то я охотно готов отказаться от принятия Корпуса в командование, если только назначение мое не согласуется с его желаниями. Храбрый фельдмаршал до того перепугался этого заявления, что стал божиться и уверять, что лучшего и более подходящего выбора не могло быть сделано...
Блистательно начавшаяся кампания — вступление всех трех отрядов действующего Корпуса в пределы Турции, занятие Баязета и овладение штурмом Ардагана возбудили в Вел. Князе и во всей окружающей его среде жажду к отличиям и награ-
дам — и вот 29-го мая Августейший Главнокомандующий, сопровождаемый своим начальником штаба, артиллерией, инженерами, походною канцелярией и громадною свитою прибыл к войскам под Карс. В порядке служебном и по долгу чести, лежащем во всяком военном человеке, он должен был бы в тот же день издать приказ о вступлении своем в непосредственное командование и распоряжение войсками. Этим приказом он, так сказать, принимал на себя ответственность во всех действиях, как успешных, так равно и неудачных. Как показывает нам история, война не устилает всего пути сплошными розами; попадаются и колючки. Об издании упомянутого приказа я дважды просил Вел. Кн. в самый день приезда и высказал, что Паскевич в 29-м и Муравьев в 54 годах поступили совершенно таким же образом; объяснил при этом, что в присутствии Главнокомандующего самое понятие о правах и нахождении командира отдельного корпуса является аномалиею. Заявил я также, что с изданием просимого приказа я обращусь в командира корпуса, не отделенного от армии, и буду в точности исполнять получаемые мною свыше приказания. Советники Вел. Князя весьма ясно понимали рискованность и невыгоду издания приказа; все пожелания их клонились к тому, чтобы успешные действия относить к себе, а неудачу сваливать прямо на ответственность корпусного командира. Преследуя эту иезуитскую цель, они убедили Вел. Князя объявить в приказе, что, прибыв в войска, он оставляет по-прежнему все распоряжения и действия на командире Корпуса. Как надлежало поступить мне? Выбор был двоякий: или просить о немедленном увольнении меня от должности или же примириться с тем тяжелым и неблагодарным положением, в которое ставил меня приказ. Подавать в отставку во время войны равносильно побегу с поля сражения, и на это едва ли решится человек, наделенный даже железною волею; вот почему я принял 2-й способ. С этого дня начинается для меня тот томительный период интриг и завистей, который не прекращался до дня заключения мира.