Отправлено: 20.10.10 21:48. Заголовок: Тобольск - Екатеринб..

Тобольск - Екатеринбург.

С глубокой скорбью и неутешными слезами покидали Великие Княжны свое любимое и родное Царское Село. Днем 13 августа они простились с дорогими уголками Царскосельского парка, островками, огородом. В часу ночи все, готовые к отъезду, собрались в полукруглой зале, и здесь провели в томительном и тревожном ожидании до пяти часов утра. Великие Княжны много плакали.

17 августа прибыли в Тюмень, а 19 го — в Тобольск на пароходе “Русь”, на котором прожили еще около недели, пока приготовляли дом, предназначенный для Царской Семьи.

Когда перешли в него, комната Великих Княжон оказалась на втором этаже, рядом со спальней Государя и Государыни.

В письмах из Тобольска родным - бабушке и тете - Великая Княжна Ольга писала:

“23 декабря. Мы четыре живем в крайней голубой комнате. Устроились очень уютно. Когда сильные морозы, довольно холодно, дует в окно”.

“18 февраля. Здесь много солнца, но морозы, в общем, не сибирские, бывают часто ветры, а тогда холодно в комнатах, особенно в нашей угловой. Живем мы по-прежнему, все здоровы, много гуляем. Столько тут церквей, что постоянно звон слышишь”.

Первое время, приблизительно месяца полтора, было едва ли не лучшим в заключении Царской Семьи, жизнь текла ровно и спокойно . В 8 часов 45 минут подавался утренний чай. Государь пил в своем кабинете всегда с Ольгой Николаевной. После чая Государыня и Ольга Николаевна обычно читали; в 11 часов выходили на прогулку в загороженное место.

Т.Боткина вспоминает:

“Его Величество своей обычной быстрой походкой ходил взад и вперед от забора до забора. Великие Княжны Ольга и Татьяна, в серых макинтошах и пуховых шапочках — синей и красной, быстро шагали рядом с отцом”.

“Заготовить дрова для кухни и дома, — говорит П Жильяр, — это занятие было нашим главным развлечением на воздухе, и даже Великие Княжны пристрастились к этому новому виду спорта. Днем опять прогулка, если не очень холодно, — как говорят частые приписки в дневниках. — В комнатах тоже очень холодно; в некоторых только шесть градусов (“спальня Великих Княжон, — отмечает П. .Жильяр, — настоящий ледник”); сидели в толстых вязаных кофтах и надевали валенки (жили всё беднее: Государыня писала: “рубашки у дочек в дырах”).

Главным фоном этой жизни была тоска, горькое чувство заброшенности (“Тобольск — тихий заброшенный уголок, когда река замерзает”, — писала Великая Княжна Ольга); а отсюда — желание хоть чем-нибудь развлечь себя.

Устроили было качели — но солдаты штыками вырезали на них совершенно непозволительные надписи; сами сложили ледяную гору, которая явилась громадным развлечением для Княжон, воспитанных в здоровом духе здоровых физических развлечений, но через месяц солдаты кирками ночью разрушили ее, будто на том основании, что, поднимаясь на эту гору, Их Высочества оказывались уже вне забора, на виду у публики.

Вечерами собирались всей семьей с оставшимися им верными. Великая Княжна Ольга играла на рояле, работали, играли в карты, Государь читал. Часто дети сходились в караульное помещение Великие Княжны, со свойственной им простотой, которая и составляла их главную привлекательность, любили разговаривать с солдатами охраны, расспрашивали их о семьях, селах, о сражениях. С февраля, по почину П. Жильяра, начали устраивать домашние спектакли. Великая Княжна Ольга принимала в них участие реже остальных, но следует отметить, что в пьесе Чехова “Медведь” роль Поповой чаще других сестер именно она, а ее партнером (роль Смирнова) всегда был Государь.

По субботам бывала всенощная в зале, а по воскресеньям разрешали ходить под охраной через городской сад в церковь Благовещения.

“24 декабря, — как писала одна из Великих Княжон, — была у нас всенощная; за столом со всеми образами, поставили елку; так она и простояла всю всенощную; на елку мы ничего не вешали”. “Зато, — вспоминал один из присутствующих, — все женские руки Семьи приготовили всем по нескольку подарков, и все вместе своею бодростью и приветливостью сумели всем окружающим устроить настоящий праздник”.

К новому году Великая Княжна Ольга тяжело заболела краснухой, заразившись от одного из товарищей Наследника, с которым она продолжала быть неразлучной. С трудом поправилась. Хорошо, что рядом был доктор Боткин!

Несмотря на всю эту подневольную, полную лишений и тревог тоскливо-сиротливую жизнь, Великие Княжны были бодры духом. “Такие храбрые и хорошие, никогда не жалуются, я так довольна их душами”, — писала Государыня из Тобольска.

Души юных Цесаревен достойно выдержали испытание теми нравственными муками, которые начались для них вскоре после внезапного отъезда их родителей из Тобольска.
17 мая караулы при оставшихся узниках –детях были заняты латышами во главе с кочегаром Хохряковым и жестоким бывшим жандармским сыщиком Родионовым, который уже на следующий день во время богослужения поставил около аналоя латыша следить за священником; «это так всех ошеломило, что Великая Княжна Ольга Николаевна, — вспоминает Е. Кобылинский, — плакала и говорила, что если бы знала, что так будет, то она не стала бы просить о богослужении!»

Обращение с Великими Княжнами вообще становилось все более и более возмутительным. Родионов не позволил Великой Княжне Ольге Николаевне не только запирать на ночь дверь их спальни, но и затворять ее, чтобы, как он говорил, “я каждую минуту мог войти и видеть, что вы делаете”. Волков возмущенно сказал ему по этому поводу: “Девушки, неловко ведь, имейте совесть!...”

Родионов разозлился еще больше, и в грубой форме повторил свой жесткий приказ Ольге Николаевне. Пришлось подчиниться. Великим Княжнам нельзя было без его разрешения не только выходить гулять, но и спускаться на нижний этаж….

Двадцатого мая 1918 года царственные пленники, наконец, покинули Тобольск.

По словам Татьяны Евгеньевны Боткиной, издевательство охраны продолжалось над юными бывшими цесаревнами и на пароходе, все прогрессируя в своей злобности, доходящей до нелепости!

К открытым настежь дверям кают Великих Княжон были приставлены часовые, так что они даже не могли раздеться. Вся провизия, присланная Их Высочествам жителями Тобольска и монастырем, была тотчас отобрана.

Пятьдесят три дня жизни в Екатеринбурге были для Великой Княжны Ольги, как и для всей Царской Семьи, днями физических лишений, невыносимой нравственной пытки, издевательства разнузданной охраны, полной оторванности от мира, обреченности и вечной тревоги. Это была уже не жизнь, несмотря на всю духовную силу сплоченной любовью Царской Семьи.

Размещались в верхнем этаже дома Ипатьева. Великие Княжны занимали комнату с одним окном, выходящим на Вознесенский переулок, рядом с комнатой Их Величеств, дверь из которой была снята; первые два-три дня кроватей в их комнате не было; спали на полу, на соломенных тюфяках.
О жизни царственных заложников «красных комиссаров» за это время мы узнаем из рассказов камердинера Государя, Тимофея Чемодурова, и рабочих, бывших в охране.

Вставали всей Семьею в восемь - девять часов утра, за исключением Государыни, которая поднималась немного позже из – за слабости сердца. Собирались в комнате Государя, завтракали, тихо молились, читали вслух газеты и книги. Государыня с дочерьми днем вышивала или вязала; гуляли час - полтора; часто на эти прогулки Великая Княжна Ольга Николаевна выносила на руках больного Наследника; никаким физическим трудом заниматься не позволяли. Обед бывал около трех часов дня, пища приносилась из советской столовой, а позже разрешено было готовить дома; обед был общий с прислугой; ставилась на стол простая миска, ложек, вилок не хватало; участвовали в обеде и красноармейцы, которые входили в комнаты, занятые Царской Семьей, когда хотели.

Великие Княжны иногда пели духовные песнопения. Чаще всего –«Херувимскую песнь», а как-то спели и грустную светскую, на мотив песни “Умер бедняга в больнице военной”.
А в это время из комендантской комнаты (наискосок от комнаты Великих Княжон) неслось под звуки пианино пьяное пение ухабистых или революционных песен.

Внутри помещения и снаружи постоянно стояли часовые.

Когда Княжны шли в уборную, красноармейцы шли за ними; всюду писали разные мерзости; залезали на забор перед окнами царских комнат и “давай разные нехорошие песни играть”, как показал один из чинов охраны.. Постоянно крали мелкие вещи; по вечерам Великих Княжон заставляли играть на пианино. Только глубокая вера и сильная воля поддерживали мужество узников дома Ипатьева..

Люди охраны, грубые, жестокие, глубоко невежественные по своей сути, были вообще сильно поражены их кротостью, простотой: их покорила полная достоинства душевная ясность пленников, и они чувствовали превосходство их над собою в нравственном, духовном смысле. И первоначальную, дикую жестокость сменяло потом у многих конвоиров глубокое, искреннее сострадание.
“Как я их сам своими глазами поглядел несколько раз, — показал позднее на следствии А.. Якимов, — я стал душою к ним относиться совсем по-другому: мне стало их жалко; жалко мне стало их, как людей”.

Любимая дочь Императора Николая II, она наследовала от него все лучшие стороны его души: простоту, доброту, скромность, непоколебимую рыцарскую честность и всеобъемлющую любовь к Отчизне – естественную, не показную, как бы впитанную с рождения..
Долголетняя воспитанница и старшая дочь Императрицы Александры Феодоровны, она восприняла от нее искреннюю и глубокую евангельскую веру, прямоту, уменье владеть собой, крепость духа.
Заветы Государыни, которая говорила о себе: “всегда верная и любящая, преданная, чистая и сильная, как смерть”, были ясны и трудны. Ольга всегда помнила их. Вот эти слова, написанные на одной из страниц дневника Государя Императора, рукою его Невесты, Гессенской Принцессы Аликс:
“Сперва — твой долг, потом — покой и отдых. Исполняй свой долг, вот что лучше всего. А Господу предоставь остальное!”
Уже в заточении Александра Феодоровна часто повторяла дочерям: «Только бы устоять, только бы не дрогнуть духом, только бы сохранить сердце чистое и крепкое».
Чувства, пережитые Великой Княжной Ольгой, лучше всего характеризуются двумя известными стихотворениями-молитвами, переписанными в Тобольске. В доме Ипатьева впоследствии были найдены книги Великой Княжны Ольги Николаевны, на одной из них других рукою Великой Княжны написано стихотворение «Молитва».

Пошли нам, Господи, терпенье
В годину буйных мрачных дней
Сносить народное гоненье
И пытки наших палачей.

Дай крепости, о Боже правый,
Злодейства ближнего прощать
И крест тяжёлый и кровавый
С Твоею кротостью встречать.

И в дни мятежного волненья,
Когда ограбят нас враги,
Терпеть позор и оскорбленья,
Христос Спаситель, помоги.

Владыка мира, Бог Вселенной,
Благослови молитвой нас
И дай покой душе смиренной
В невыносимый страшный час.

И у преддверия могилы
Вдохни в уста твоих рабов
Нечеловеческие силы
Молиться кротко за врагов.